Культура. Один на один с залом

, театральный и кинокритик
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Самым светлым спектаклем фестиваля была «История села Горюхина» в исполнении Сергея Барковского.
Самым светлым спектаклем фестиваля была «История села Горюхина» в исполнении Сергея Барковского. Фото: архив фестиваля «Монобалтия 2010»

На фестивале «Монобалтия-2010» в Каунасе специальный приз Международной ассоциации директоров фестивалей моноспектаклей, а заодно и приз зрительских симпатий получила работа актера Индрека Таалма и режиссера Эрвина Ыунапуу «Адольф» по пьесе Пипа Аттона.

За «Адольфом» издавна, еще когда Таалма работал в Тарту, тянется шлейф скандала, не имеющий отношения к художественным достоинствам спектакля. Наш неподражаемый министр юстиции Рейн Ланг решил украсить этим спектаклем свой юбилей в Пороховом погребе. Эстонская пресса, в массе своей не любящая Ланга за его эксцентричное законотворчество (да и за что его любить?), вдоволь прошлась по экс-владельцу радио «Ку-ку». И в самом деле: Ланг явно решил подражать купеческому размаху местных «олигархов» – но те-то на свои тусовки вызывали из России всякую попсу, вроде ухарей из «Комеди-клаб». А тут – серьезный спектакль, во втором акте которого актер, уже не в гитлеровско-чаплинских усиках, переходит к современности – и создает острые, злые и талантливые мгновенные портреты оголтелых ксенофобов из обывательской гущи, елейных священников и политиканов, играющих на народной глупости. Тусовка пила, ела и хохотала, не догадываясь, что сатира бьет и по ней. Произошло примерно то же самое, что на Нижегородской ярмарке 1886 года, когда распоясавшиеся купцы купили вскладчину и изжарили дрессированную свинью клоуна Танти. «Своя своих не познаша», – комментировал этот случай молодой фельетонист Антоша Чехонте.

Но это еще не всё. Разносторонний общественный деятель Димитрий Кленский, узнав о случившемся, но не зная спектакля, по своему обыкновению, не посмотрев в святцы, ударил в колокола. Заклеймив не только Ланга, но и постановку. С чего Димитрий Кириллович решил, что в ней эстетизируется образ фюрера, сказать могут лишь те, кто разбираются в прихотливых извивах его мысли.

Гитлер в тебе и во мне

После первого акта (предсмертный монолог Гитлера в бункере 30 апреля 1945 года) многие зрители были в недоумении: Таалма играл этот текст без нажима, временами перевоплощаясь в загнанного в угол бесноватого фюрера, всё еще верящего в бессмертие своих идей, временами ведя монолог отстраненно... Настоящая игра началась во втором акте. У Пипа Аттона рассказ ведется от лица пожилого респектабельного джентльмена, неожиданно для себя вдруг понявшего, что лично Гитлера он не одобряет, но многие его расистские идеи разделяет. Его не устраивает, что в палате лордов и в списке самых состоятельных людей Англии много евреев, а среди простого люда – индусов, пакистанцев, негров.

Таалма и Ыунпуу фактически написали для второго акта новый текст. И в самом деле, какое нам дело до английского умеренного расиста, когда у нас самих полно ксенофобов, людей, которые ненавидят «чужаков» и мечтают о «твердой руке»! Один из «портретов» был «озвучен» по-русски, и многие зрители узнали в нем Жириновского (благодаря густому мату, которым актер, впрочем, пользовался тактично: нецензурные выражения вызывали не шок, а смех).

Вообще-то сатирический пафос спектакля перекликается с известной эпиграммой: «Дедушка умер, а дело живет... Лучше бы было наоборот». Правда, в ней идет речь о другом лице, да и «наоборот» нас с вами вряд ли устроило бы, но смысл тот же: слишком многие сегодня заражены ненавистью и могли бы, опять же переиначив текст популярной некогда песни, затянуть, собравшись в круг: «Гитлер в тебе и во мне…»

Записки сумасшедшего учителя

Это мог бы сказать о себе персонаж блистательного венгерского артиста Петера Шерера учитель Кламм из спектакля «Война Кламма» (пьеса Кай Хензель, режиссер Янош Новак). Учитель Кламм ведет свой монолог перед классом, который объявил ему бойкот: Кламм за что-то невзлюбил одного из абитуриентов, придирался к нему, обещал, что тот не получит аттестата зрелости, – и довел до самоубийства. Учитель пытается запугать учеников, льстит им, бьет на жалость – словом, из кожи вон лезет, чтобы пробиться сквозь молчание класса. А дальше следуют страшные слова:

«Я вижу Сашу висящим на дереве. И я знаю, что поступил правильно. Разумеется, вы можете сказать: одной абитурой больше одной меньше, скверный ученик, переломаны шейные позвонки, какое это имеет значение? Но я учитель, мне нужно уметь довольствоваться малым. Саша умер, потому что для него абитура еще что-то значила. Он был моим любимым учеником. Я любил его, если хотите знать. Но он не справился с абитурой, и потому мертв. А я поэтому счастлив».

Вся та же человеконенавистническая мысль: идея – всё, личность – ничто! Шерер играл на венгерском языке, титры были литовские, но каждое слово и каждый жест его Кламма были абсолютно понятны. И ужасали. Когда спектакль закончился, некоторое время в зале стояла встревоженная тишина – а потом взрыв аплодисментов!

Жюри под председательством профессора искусствоведения Томаша Милковского единодушно присудило Гран-при Шереру. Равный по значению спецприз жюри был вручен Сергею Барковскому из Санкт-Петербурга, актеру великолепному, с тонким чувством юмора и умением в любой ситуации находить контакт с залом. Он играл «Историю села Горюхина», неоконченную пушкинскую повесть, совершенно не сценичную – но волшебно преображенную артистом в густонаселенную драму: его партнерами становятся шкаф, тряпичные куклы и... зрители, с которыми он выпивает за процветание села Горюхина.

«Монобалтия»: двенадцать

Фестиваль, в котором участвовало 12 моноспектаклей из девяти стран, организовали основатели Каунасского камерного театра, отец и сын Рубиновасы. Фестиваль стал счастливым для Эстонии: в прошлом году лауреатом стал Тыну Оя, в этом – Индрек Таалма. Кто следующий?

Комментарии
Copy
Наверх